К сожалению, тема репродуктивного насилия по-прежнему актуальна в постсоветских странах. Поэтому роды до сих пор остаются «главной целью» в жизни большинства казахстанок. Женщины, терпящие пренебрежение, агрессию и жестокость во время беременности и рождения долгожданного малыша. Эти истории редко обсуждаются за пределами родильных домов, но они оказывают глубокое влияние на физическое и психическое здоровье тысяч матерей. Журналист ИА NewTimes.kz собрал истории казахстанских женщин, переживших травматический опыт и насилие во время родов.
«Я встал со стола анестезиолога и пошел умирать».
Беременность была как у большинства первых матерей. Больничные марафоны, капельницы и таблетки. Страдает геморроем и изжогой, а позднее остеохондрозом. Я старалась не жаловаться и все время готовилась к «правильным родам».
Прочитав сотни форумов, я решила, что хочу родить естественным путем. И показаний к кесареву сечению не было. Так мы подписали контракт с одним из лучших центров естественных родов и больниц. Я был убежден, что все будет легко, если я подготовлюсь морально.
Наступил день Х и в два часа ночи у меня лопнули зеленые воды. В шоке я отправила фото акушерке и заодно поехала в больницу. Воды в приемной нет, КТГ в норме. Затем дежурный врач начинает кричать на меня. Она сказала, что ты просто промок и растерялся. Акушерка тоже отругала меня и отправила домой. А схватки только начались.
В 11 утра я уже кричала от боли, поэтому мы поехали обратно в роддом. К счастью, я пропустил очередь, потому что у меня был контракт. Затем прибыл личный врач, высокий мужчина. Я кричала, кричала и злила его. Он бесшумно разматывал мембраны, бесшумно осматривая меня во время схватки.
В ответ на мои протесты он сказал: «Я сейчас уйду и вообще не приду». На все мои вопросы «А как же кесарево сечение? У меня были зеленые воды» он сказал «КТГ в норме, сами будете рожать».
Ведь без вскрытия, застрял на 4 см. Ни воды, просто ужасные судороги. Я тогда охрип от крика. В конце концов, вызвали анестезиологов, чтобы сделать мне эпидуральную анестезию.
Потом врач смотрит на мою спину и говорит: «Зачем вы меня вызвали? Я не могу сделать ЭА, у меня на позвоночнике есть татуировка. Я понимаю, что никто из десятков врачей во время моих обследований и беременности татуировку не видел». Так же никто ничего не видел, сказал он, так что ни о какой «наружной анестезии» не может быть и речи.
Я вышел из-за стола анестезиолога и пошел умирать. Я действительно думал, что все кончено. Акушерка быстро ввела пропедол, после чего все прошло. Боли это не сняло, а просто выбило из ритма между схватками. В остальное время я кричала и плакала. Такое ощущение, что у меня вырвали внутренности.
Врач подошел и осмотрел меня во время схваток, а когда я крикнула: «Прекратите меня насиловать», он пообещал, что придет еще раз и больше никогда не вернется.
Открытия все не было. В 11 вечера я наконец получила разрешение на экстренное кесарево сечение. Это КТГ стало плохо. Я не мог держать ручку и что-то чирикал. Потом через секунду носилки и операционная. Я лежу на столе, плачу от счастья, что теперь не будет больно. Доктор надевает маску, и наступает счастье. Это лучший момент в моей жизни. Родильный ад подходил к концу.
Мне это далось легко. Акушерка принесла мою дочь прямо в операционную и положила ее мне на грудь. В итоге с ребенком ничего не случилось.
Потом зашел врач и спросил, как у меня дела. И у меня был ком в горле, я не могла говорить. И так еще несколько дней. Хорошо, что послеродовое отделение было хорошим, а медперсонал заботливым. Конечно, это не компенсировало всех ужасов.
У меня развилось посттравматическое стрессовое расстройство. Когда врач попытался прикоснуться ко мне, у меня случилась истерика, я неудержимо била себя по рукам и ногам. Однажды мне пришлось пережить обследование, я помню, как чувствовала себя испуганной и безнадежной, как и сейчас.
Я могу говорить об этом сейчас. Это было плохо, преступно, и это не моя вина, я этого не заслужил. Я хочу, чтобы все эти люди были заключены в тюрьму за то, что оставили их в опасности, за то, что калечащие женщины физически и умственно.
«Почему ты кричишь! Во время родов есть девушка, и ты не слышишь ее».
Беременность с самого начала была трудной. С пятой недели до родов у меня был ужасный токсикоз, мне все еще рвало, и я был потерял сознание от еды. На 14 -й неделе начался Пилинг, меня поместили на техническое обслуживание с кровотечением, и врачи продолжали спрашивать: «Вы действительно хотите остановить ребенка?».
Кровотечение было остановлено, но на 16 -й неделе оно повторялось снова и снова три недели в больнице. Атмосфера, конечно, ужасная: как линия монтажа, только время, чтобы пойти с камином с отделением интенсивной терапии, где они делают чистку, вы часто можете услышать крики девушек, которые узнали, что необходимость аборта. Я не знаю, как моя психика могла ее вынести.
На 18 -й неделе они обнаружили мой желудок, поэтому во время беременности мне пришлось посетить генетику. На 36 -й неделе у меня была еще одна боль в нижней части живота. Я ходил в роды раньше, потому что именно так рекомендовали врачи.
На 40 -й и 5 -й день начались судороги. Пузырь был прокол, и я наткнулся на департамент труда. Кстати, я родил в лучшей больнице в городе из -за этой непостижимой массы ребенка.
Мой кошмар начался в комнате для доставки. Да, были болезненные судороги, но это усилило отношение персонала. В следующей комнате была девушка, кто -то родственник от медсестер. Мы вошли в доставку примерно в то же время, ее эпидуральная анестезия была быстро дана, и она спокойно спала от моих криков ярости. Медсестры пришли и сказали: «Почему ты кричишь! Есть девушка, которая рожает, и ты не слышишь ее.
Когда начались подушки, я встал и закричал. Затем медсестра вошла и начала смеяться надо мной, как «Должны ли мы стоять и кричать вместе?». Она смеялась. Конечно, мне было все равно в то время.
Во время судорог доктор вошел, и на пике сокращения начал подниматься на мою шейку матки, сказав мне посмотреть на отверстие. Это скалолазание не прекратилось на протяжении всей доставки. Конечно, они положили для меня капли, я не знаю, что это было. Это худшее: никто ничего не объясняет. Это невежество заставляет вас бояться.
Вы лжете: с одной стороны, есть эти трубки, с другой — CTG, и доктор входит в шейку матки в верхней части сжатия. В любом случае, я не мог этого вынести и крикнул: «Не трогай меня». Оказалось, что она была очень раздражительной, она сказала: «Что ты хочешь, иметь это по -своему. Я не собираюсь участвовать в твоей доставке». Все ушли, и я был один в комнате с судорогами.
Появилось еще одно изменение. Девушка в следующей комнате в течение всей доставки плакала дважды — и родила. Я слышу крик ее ребенка, и медсестра говорит: «Видите, ваш сосед проделал большую работу, она родила. Всего ли она все время находилась под наркозом, она была родственником, и меня можно было высмеять!
Все сотрудники бегали вокруг нее, доставили ее в комнату для доставки раньше, затем он сразил ее, чтобы прийти ко мне, порезать и сжать моего ребенка в двух зажимах. Сволочь. Они могли избежать пыток меня и делать это раньше, хотя сжатие было запрещено.
Мой сын даже не был привязан к его груди, они взяли его. У ребенка все хорошо, это. Сейчас ему пять месяцев, и нет массы, чтобы показать. Я надеюсь, что он будет лучше счастьем с врачами, чем со мной.
«Вы плохо нажимаете, убиваете ребенка, зарабатываете на его инвалидность».
Я выбрал акушерскую больницу по рекомендации, я заплатил своему другу конверту, чтобы дать мне хорошую команду и позаботиться обо мне. Она не могла родить ребенка, но она позволила мне позвонить ей в любое время дня или ночи. Мы с мужем решили, что он не будет участвовать в родах. Это было наше совместное решение. Но я несколько раз говорила врачу: что бы ни случилось, он обязательно должен знать положительно.
Срок пришел и ушел, никаких признаков родов не было. Поехала в роддом, содрали плодные оболочки и сказали прийти вечером на амниотомию.
Вечером я начала рожать. Фолликул был проколот и у меня почти сразу начались частые и болезненные схватки. Я довольно быстро попросила обезболивающие, но вместо эпидуральной анестезии, на которую я надеялась, мне ввели в вену промедол.
Я впадала в странное состояние: периодически теряла сознание, а когда приходила в себя, чувствовала боль от схваток, но как будто они не мои. Я не хотел ни кричать, ни двигаться, вообще ничего не хотел. Когда я ненадолго пришла в сознание, я написала короткие сообщения мужу и матери. Все было хорошо.
Через пять часов я почувствовал рывок. Я позвонила акушерке. Вердикт был таков, что я полностью раскрылась и рожаю. Я попросил ее не делать серию. Другое дело было классическим: плохо нажимаешь, ребенка убиваешь, инвалидность ему даешь. Было очень больно.
«Если бы вы сделали надрез, вы бы давно родили», — сказал кто-то. «Она не хочет». «Я!» — Я умолял тебя. Честно говоря, в тот момент я был готов отрезать себе ногу, если это поможет. Нож вонзился, кровь брызнула, доктор ударил меня локтем в живот, и я застонала, думая, что умираю. И девушка, горячая и мокрая, выскользнула из меня.
Ее тут же повели мыть и взвешивать, но плацента, видимо, решила поселиться во мне навсегда — не хотела выходить. У меня началось кровотечение. Общая анестезия, чистка. Я был под наркозом два часа.
В эти два часа муж, мама, все, кто ждал меня с дочерью, отключили все доступные телефоны — родильный дом, сотовый врача. Больше двух часов от меня не было вестей, и никто не знал, жив я или мертв.
Наконец я позвонила мужу. Я едва могла говорить, он попросил меня соединить кого-нибудь с телефоном. Через минуту ворвался разгневанный врач, вызвал моего мужа, схватил мой телефон и заорал на него: «Как вы смеете жаловаться после всего, что мы сделали для вашей жены?»
Она кричала на него, на меня, а я лежала голая, окровавленная, униженная, уязвимая и глупо рыдала. Шов нестерпимо болел, казалось, хуже судороги. Мне было страшно и стыдно перед мужем и родными. На глазах дочери она провела свои первые минуты на железном столе.
Сейчас я понимаю, что это были гормоны родов и врач просто садист, но тогда я попросила мужа позвонить мне и снять все жалобы, чтобы он сказал, что мы очень благодарны и довольны.
С тех пор никто не может мне точно сказать, как это произошло. Даже мама мне руку подала: все кончено и ушло, все живы. Да только теперь я никогда не рожу.
